Взял я ее на ул. Горького, возле Мосгорсправки; она стояла на краю тротуара возле своего мешка, читая бумажку; в глаза бросился большой живот, выпиравший из-под халата.

Оказалось, что приехала она из Саранска к сестре, работающей на стройке, и адреса точно не помнит. В справочном бюро по звукам, которые она произносила, называя улицу, написали три адреса: ул. Мархлевского, ул. Молдагуловой и еще какой-то, тоже на «м».

Когда настала моя очередь расспрашивать, куда ехать, удалось узнать такие приметы: есть там лес, трамвай ходит и горы будто бы не очень крутые. Ни один адрес под это не подходил, о чем я ей и сказал, но она велела все равно по ним съездить, посмотреть. Предупредив о приблизительной стоимости и бесполезности, я поехал.

Расположившись рядом со мной, девушка сразу сказала, откуда она и зачем приехала в Москву: муж, мол, послал и наказал купить в столице все, что нужно к моменту появления ребенка на свет; дал две тысячи и отправил. Я сказал: «Что же вы первому встречному сразу про деньги рассказываете?» А она даже подпрыгнула, повернувшись ко мне: «А что? Вот же они у меня где!» ‑ и показала место на груди, куда женщина может спрятать записку или еще что-то некрупное.

С кухни, в зеленом халате и оранжевых тапках, – прямо на поезд. С Казанского вокзала – прямо в Детский мир; уже кое-чего набрала в свой тюк.

Она была уже у сестры в гостях в прошлом году, ей бы только к этому месту подъехать, и она сразу узнает. Я поехал на бульвар по первому адресу, озабоченный мыслью задать такой вопрос, чтобы она вспомнила улицу. И про метро спросил, и про кинотеатр (тогда это было прямое попадание), и про магазины: нет – только лес, трамвай и горы; а улица, говорит, «Махальский» что ли.

Бывало, что пассажир такой пункт назовет, что сразу видно - ошибся, но после правильных расспросов вдруг вспомнит название. Но бывало, что и не вспомнит, а я сам догадаюсь. Например, один мужичок искал кинотеатр «Илья Муромец». Я точно знал, что из двух слов нет кинотеатров (тогда, по крайней мере, не было), спорю с ним, а он утверждает, что сам своими глазами видел, выпивали они там с другом. Перебрав все кинотеатры в памяти, привожу его, куда надо, и говорю: «Вот, смотрите!» Он глядит, глаза таращит: написано «Витязь». Ну, спасибо, говорит, ‑ точно.

Почти каждый таксист знает про «Ленинградский вокзал». Я и сам попадал: садится нерусский на Соколе и называет Ленинградский вокзал. Я еду, он смотрит минут пять, оглядывается и спрашивает: «Еще далеко?» Я говорю: «Да, минут тридцать». Он сразу: «Нет, это здесь, рядом, близко должен быть». Я его переубеждаю, мол, это, где Садовое кольцо – не верит; спрашиваю, а во сколько поезд-то. «Какой поезд, зачем поезд? Базар, базар мине надо!» - кричит. Тут только до меня доходит: не вокзал, а базар. Ну, какого черта он базар говорит, когда у нас это рынком называется. Ну, ладно, возвращаюсь на Часовую!

Или еще: «Грузинский площадь»! Несколько раз так мне называли пл. Дзержинского (теперь – Лубянка); там возле авиакасс всегда грузины кучковались, вот они сами для себя и переименовали – где, мол, грузин много, там и их площадь. А я в первый раз поехал к Белорусскому вокзалу, на Тишинскую площадь, где пересечение Большой и Малой Грузинских; мне казалось, что это больше подходит под «Грузинский площадь». Потом уже зарифмовал для них ‑ Дзержинский-Грузинский.

А взять дальнобойщиков. Один (ЛКН) на огромной фуре останавливает всех подряд: где здесь таможня; никто не знает, не хочет вникать. Я подъезжаю, вникаю.

- Откуда едешь?
- Из Югославии.

- А адрес есть?

- Нет, нету!

- Ну, а как же ты едешь?

- Так... Сказали: в Москве – Марьино, и там – таможня есть, все знают; там троллейбус ‑ конечный остановка.

- Ну, хоть какая-то бумага есть?

Бежит, тащит: - Здесь не написано. Я читаю в его документах: Moscow, Russia, Donetskaya ulitsa,.. и так далее. Объясняю, как проехать, и удивляюсь: из другой страны приехал, ни разу в документы не заглянул.

Везу мордовку дальше - красивая, смешная, беспечная; завтра уж почти рожать, а она в Москву без адреса приперлась. Это было летом, но движение в центре было все-таки плотное, поэтому приходилось останавливаться на светофорах. Сижу, прикидываю, где бы это могло быть... Вдруг дверь – хлоп! Ее нету! Успел только увидеть – за машину забежала; подрулил к бордюру, жду. Прибегает из кустов, как ни в чем не бывало; тошнило, говорит. Предупреждай, говорю, в следующий раз, это не коровы вокруг ходят, а машины.

В Кунцево съездил, не признала. Тогда уж созрело у меня из ее обрывков: наверное, проезд Шокальского; трамваи там закругляются, Ботанический сад по пути, гор только нет. Но, по слогам подходит: Махальский–Шокальский. Когда доехали до Медведкова, обрадовалась, показала дом и подъезд; тюк свой оставила, наверх поскакала – вперед наклонилась, носки внутрь. Минут через пять спустилась с такой же точно мордовкой, только без пуза. Благодарили меня, хохотали. Уже разворачиваясь, вспомнил, кричу: «А горы-то где?» А она показывает между домами: - Вон они! И точно, в котловане - две огромных, с трехэтажный дом, кучи керамзитобетона, еще неизрасходованного: дома на Широкой улице тогда строили.